Я с детства обладаю хорошим слухом. Нет, не музыкальным, а самым обыкновенным — простым восприятием окружающих звуков. Из-за этого часто не могу уснуть, то мешает гул холодильника, больше напоминающий грохот ракеты в небе над космодромом, то часы, равномерно маршируя, подобно роте солдат, впечатывают шаги вместо армейского плаца в мой мозг. Но сегодня эта моя способность пригодилась как нельзя лучше. Сначала я мог только расслышать отдельные слова, потом ухо как будто приспособилось, и стали слышны уже фразы целиком. Говоривших было трое. Визгливый капитан Мерецков убеждал своих собеседников, что нельзя рисковать и пора уже сваливать отсюда, потому что «голимое палево». Двое других отбрехивались и нехотя уверяли, что какому-то «Раку» лучше видно и, пока от него не будет команды, с места никто не тронется. Перепалка продолжалась и продолжалась, я смотрел на часы пейджера — прошло всего пять минут. Время тянулось ужасно, отвратительно медленно. Ребёнка больше не было слышно, надеюсь, с ним всё в порядке. Потом на какое-то время за дверью замолкли — надоело им спорить что ли, или ушли в дальний угол квартиры, откуда мне ничего не было слышно. Я провёл в тишине ещё пять минут, после чего пришлось сесть прямо на бетонный пол лестничной клетки, стоять, согнувшись, было уже невозможно — спина затекла, а на корточках долго не высидишь с моим не очень маленьким то весом и равнодушным к спорту организмом. Я пообещал себе, когда всё закончится, записаться в спортивный зал, если тут такой вообще есть, кроме «Олимпа», где мне больше появляться категорически не хотелось. Прошло ещё три минуты. Ну, где вы ходите там, ребята, невольно злился я. На какое-то мгновение я даже испугался, что на помощь мне вообще никто не приедет, но сразу отогнал эту мрачную мысль — людям надо всё-таки доверять. К тому же я, как мог, подстраховался.
Всё время, пока сидел на площадке второго этажа, я не отрывал ухо от двери, внимательно вслушиваясь в тишину, и, как оказалось, не зря. За дверью прямо возле меня раздались быстрые шаги и отчетливый шорох — кто-то явно одевался. Затем послышались ещё шаги и грубый голос окликнул первого:
— Эй, ты! Ты куда это намылился, Костик, божий человек?
— Вы как хотите, а я сваливаю. Если вам надо, сами тут сидите и ждите, пока ваш Рак на горе свистнет! — визгливо ответил знакомый голос.
— Ну ты, ментяра, ты чё, совсем нюх потерял? Язык контролируй свой гнилостный!
— Погодь, Архип, охлынь, не надо нам тут ща ссориться, слышь! — появился третий голос.
— Я ска — ал, никто не уйдет отсюда. Понял, ты, мусор, ты проштрафился! Сымай своё пальто, иди на кухню и сиди тихо! Мы тут будем ждать, когда Рак позвонит.
Интересно, подумал я, кто такой этот «Рак»? Довольно часто кликухи дают не за особенности, или заслуги, а просто и примитивно — по фамилии. О, кажется, я догадываюсь, о ком речь, есть тут у нас один любитель «представлять интересы бизнеса» с вполне подходящей фамилией. Однако, обстановка за дверью продолжала накаляться.
— А ну отойдите… Руки оба убрали! Это моя служебная волына, шмальну щас в пузо, заколебётесь зашиваться!
— Ла-ан, чё ты, успокойся, у нас тоже стволы имеются! — в голосах оппонентов Мерецкова резко пропали нотки агрессии и исчез повелительный тон.
— Да? А ты попробуй достань ствол свой! Если успеешь! Мне побоку, я пальну, не глядя, не впервой людей валить, рука не дрогнет. А ну, проверим?! — всё противнее и противнее визжал капитан.
— Ла-ан, я понял тебя, — заговорил голос того, которого назвали Архипом, — чего ты хочешь, Костя?
— Вот это — другой базар, — немного успокоился за дверью Мерецков, — значит, так. Или я ухожу отсюда один, или мы сваливаем вместе, но только прямо сейчас, не дожидаясь ничьих звонков.
— Ты пойми, Рак — это же босс, «папа» наш. Если мы сделаем не так, как он велел, нам же кранты! — убеждал Мерецкова третий голос.
— Это ты пойми, Круглый, тебя сейчас натурально подставят, дождутся пока Пивник всё сделает, и потом тихо шлёпнут, типа, при оказании сопротивления. Надо же будет на кого-то эту делюгу боссам спихнуть! Меня уже тоже ищут — завалят всех тут разом и копец.
— Архип… слышь, а Костя, по ходу, дело говорит! Сваливать нам надо, а если чё, потом Раку нагреем уши, что спалились тут с соседями, или с водопроводчиком.
— Да каким… водопроводчиком? — Архип извилисто матернулся. — Рак тебе что, лошина дешёвый? Он эту туфту за секунду расколет.
— Вот… попали, — согласился Круглый, — что делать-то будем, а, пацаны?
— Давайте парни, решайте, — торопил Мерецков, голос которого наконец-то хоть перестал визжать, — мне уходить пора.
— Лады, Архип, я чё предлагаю, давай щас ноги делать, а разруливать уж потом будем. Жизнь, она по-любому дороже, чё тут рамсить! — взволнованным голосом предположил Круглый.
— Ну, пусть так. Уговорил. Давайте сваливать отсюда, — согласился после секундной паузы Архип.
— Вот и хорошо. Одевайтесь и уходим по-быстрому.
— Погодь, пацаны, — глухо сказал Архип, — Рак меня предупредил, что щегла пивниковского надо будет замочить. У меня пёрышко приготовлено тут в ящике. Только я резать один не буду. Давай каждый по удару, шоб никто друг друга не вкозлил ментам, в случае чего!
— Да ты чего, Архип, крышу у тя, никак, снесло? Он же мелкий совсем, кого он запомнит, этот трендюк?
— Мне всё равно, решайте быстрее! Время не терпит, — продолжал торопить подельников Мерецков.
У меня перехватило дыхание. Похоже, совсем обезумевшие отморозки и правда собираются убить несчастного ребёнка. Я очень пожалел, что не захватил у Зятченко какого-нибудь предмета, который мог сойти за оружие. С топором, или хотя бы с молотком, у меня был бы крошечный шанс задержать бандитов, пусть ничтожный: одному против троих вооруженных мужчин, но всё-таки шанс. А сейчас шансов не было совсем.
— Поймите, пацаны, Рак говорил, что даже годовалый пацанёнок уже может опознать человека, а он туфту гнать не будет! Этому щеглу уже больше года. Не вариант нам рисковать!
— Ладно, Архип, — подал голос Круглый, — давай валить его и сматываться, но смотри, ты бьёшь первым! Доставай перо и пошли.
Раздался шорох и деревянный скрип.
Всё, время на раздумье вышло, надо было действовать. Я поднялся на ватных негнущихся ногах, глубоко вздохнул, помедлив четверть секунды, собираясь с духом и со всей силы несколько раз подубасил в дверь кулаком. Шорохи за дверью замерли. Я постарался придать голосу твёрдую солидность и, вспомнив Глеба Жеглова, сложил руки рупором, и проорал:
— ГРАЖДАНЕ БАНДИТЫ! ВЫ ОКРУЖЕНЫ! СОПРОТИВЛЕНИЕ НЕ ПОЛЕЗНО! ПРЕДЛАГАЮ ВАМ СДАТЬСЯ! НЕ ТРОГАЙТЕ РЕБЕНКА, И МЫ СОХРАНИМ ВАМ ЖИЗНЬ!
Глупее, чем сказать «сопротивление не полезно» я, наверное, ничего не мог. Однако стрессовый ступор, вызвавший мою идиотскую фразу, очевидно, перекочевал и на бандитов, потому что за дверью прозвучала изумленная матерная тирада, после которой повисла долгая напряженная тишина. Что дальше было делать, я совершенно не представлял. Если сейчас бандиты выйдут, увидят, что я тут один, и тогда не поздоровится ни мне, ни ребёнку. Единственное, что пришло в голову: я ступней под прямым углом подпёр железную дверь, уперев пятку в пол, как мы это делали, балуясь в детстве. Одному открыть дверь, удерживаемую таким образом чрезвычайно трудно, но троим, наверное, запросто. Могут ведь и ногу мне сломать. Но других идей все равно не было, и я принялся ждать. За дверью молчали. Это продолжалось несколько минут. Я тоже молчал, держал дверь и молился, чтобы быстрее прибыли Мельников с коллегами. За ребёнка я не беспокоился, пока бандиты думают, что окружены, они убивать никого не будут — незачем им брать на себя ещё преступление, когда их вот-вот могут взять с поличным.
Была ещё вероятность, что они покинут квартиру через окно, но что я тут мог поделать? Оставалось надеяться, что в квартире уже установлены ставшие в последние годы непременным атрибутом двух первых этажей, решётки, которые к тому же в целях экономии ставили глухими, а не открывающимися, как требовали нормы противопожарной безопасности. Ну, в крайнем случае, убегут они, так хоть мы с юным Петей Зятченко (а ещё кого бандиты могли называть сыном «Пивника») останемся целы и невредимы. Тоже ведь неплохо.
